Я, Щитова Тамара Викторовна, отец Щитов Виктор Иванович, мать Бабина Рахиль Симоновна (отец с матерью жили под своими фамилиями). Отец до начала войны руководил группой конструкторов на заводе Ростсельмаш. Мать преподавала математику в школе.
За 6 месяцев перед войной отца послали в Бессарабию на переподготовку, там его и застала война. Отец вернулся домой и через день его отправили на фронт под Ленинград (его назначили руководителем саперной группой). Между тем немцы подступили к Ростову, начались бомбежки. Мама собрала чемодан с необходимыми вещами и документами. Каждый раз, когда начиналась тревога, мама хватала меня (мне тогда было 6 лет) и чемодан, и мы отправлялись в убежище. В один выходной день мы проспали тревогу, а утром соседка предложила нам поехать в Нахичевань к ее родным подальше от завода Ростсельмаш. К нам присоединилась еще наша родственница (жили мы в одном доме недалеко от завода Ростсельмаш и боялись, что немцы его будут бомбить в первую очередь).
Мы собрали вещи, сели в трамвай №10, трамвай был полон женщин с детьми и стариками, но не успели доехать до следующей остановки, как впереди раздался сильный взрыв. Трамвай остановился, все посыпались наружу. Мы с мамой побежали через парк Островского, на шоссе уже лежала убитая лошадь. Несколько дней мы пробыли на поселке, а когда вернулись домой, в подъезде нашего дома были выбиты стекла. Мама стала собираться в эвакуацию. Путь наш лежал в Казахстан. Ее брат, проживающий в Москве, по инвалидности не был призван в армию, работал корреспондентом в газете. Его вместе с семьей отправили в Казахстан, г. Гурьев и мы с мамой поехали к ним.
Из Ростова нас отправляли товарным поездом со станции Ростов-Товарная. Поезд состоял из товарных открытых платформ, в конце было 2 крытых вагона из-под мела. В эти вагоны мы попали случайно, благодаря знакомой учительнице. Поезд шел на Махачкалу, немцы обстреливали поезд, и нам приходилось выскакивать из остановившегося состава в поле. В Махачкалу приехали ночью. Двое мужчин предложили нам ночлег, а эвакуированные сидели вдоль домов на улице – ожидали очереди на корабли. Наконец и мы попали на корабль. Нам достались места на нижней палубе у борта, внутри свободных мест не было. Море штормило и баржу, которую тащило судно, оторвало (ее пришлось разыскивать).
Наконец мы прибыли в Астрахань, где тоже было много народа.
Мама с родственницей нашли судно, которое отплывало по реке Урал в Гурьев и договорилась, чтобы нас взяли с собой. Это была баржа, на палубе сидели немецкие семьи с Поволжья, их отправляли дальше в Казахстан. Нас приютили в кубрике, а немцы замерзали на палубе – это уже была поздняя осень 1941 г. Наконец мы в Гурьеве, туду уже приехали дедушка с бабушкой с Украины (г. Бердянск). Все мы разместились в деревянном доме. В городе на ночь нужно было завешивать окна. На реке Урал мы прожили 3 военных года.
Письма от папы перестали приходить. На запросы мамы ответа не было целый год. Потом ответили, что пропал без вести 9 сентября 1941 г. Потом посещала военкомат в районе Ростсельмаша – в 2-х книгах памяти отец не значился. В музее Ростсельмаша заведующая взяла у меня копии писем с фронта, а около одного из цехов Ростсельмаша около вечного огня внесли фамилию отца. Моя дочь с младшим сыном до пандемии ходили каждый год с Бессмертным полком. Каждый год 8 мая я могла посетить доску почета на Ростсельмаше.
В Гурьеве мы прожили 3 года. Там же пережили страшную холеру.
Когда немцев погнали от Москвы, семья дяди вернулась домой. Мы с мамой, дедушкой и бабушкой один год жили в деревнях Куйбышевской области. Мама и дедушка преподавали в местных школах. Через год мы вернулись в свои города. Отца я так и не нашла. Обращалась к главе города Ростов. Откуда нам ответила женщина из отдела культуры. Она прислала нам образец письма, которое она отправила в г. Подольск (там занимались розыском пропавших на войне). Так в этом письме были перепутаны инициалы! Написано, что документы для розыска отосланы в Германию, а отец погиб под Ленинградом, так как немцы в начале войны все силы бросили под Ленинград, а отец в последнем письме написал, что поймал мне ежика! Отцу тогда было 37 лет.
Щитова Тамара Викторовна
За 6 месяцев перед войной отца послали в Бессарабию на переподготовку, там его и застала война. Отец вернулся домой и через день его отправили на фронт под Ленинград (его назначили руководителем саперной группой). Между тем немцы подступили к Ростову, начались бомбежки. Мама собрала чемодан с необходимыми вещами и документами. Каждый раз, когда начиналась тревога, мама хватала меня (мне тогда было 6 лет) и чемодан, и мы отправлялись в убежище. В один выходной день мы проспали тревогу, а утром соседка предложила нам поехать в Нахичевань к ее родным подальше от завода Ростсельмаш. К нам присоединилась еще наша родственница (жили мы в одном доме недалеко от завода Ростсельмаш и боялись, что немцы его будут бомбить в первую очередь).
Мы собрали вещи, сели в трамвай №10, трамвай был полон женщин с детьми и стариками, но не успели доехать до следующей остановки, как впереди раздался сильный взрыв. Трамвай остановился, все посыпались наружу. Мы с мамой побежали через парк Островского, на шоссе уже лежала убитая лошадь. Несколько дней мы пробыли на поселке, а когда вернулись домой, в подъезде нашего дома были выбиты стекла. Мама стала собираться в эвакуацию. Путь наш лежал в Казахстан. Ее брат, проживающий в Москве, по инвалидности не был призван в армию, работал корреспондентом в газете. Его вместе с семьей отправили в Казахстан, г. Гурьев и мы с мамой поехали к ним.
Из Ростова нас отправляли товарным поездом со станции Ростов-Товарная. Поезд состоял из товарных открытых платформ, в конце было 2 крытых вагона из-под мела. В эти вагоны мы попали случайно, благодаря знакомой учительнице. Поезд шел на Махачкалу, немцы обстреливали поезд, и нам приходилось выскакивать из остановившегося состава в поле. В Махачкалу приехали ночью. Двое мужчин предложили нам ночлег, а эвакуированные сидели вдоль домов на улице – ожидали очереди на корабли. Наконец и мы попали на корабль. Нам достались места на нижней палубе у борта, внутри свободных мест не было. Море штормило и баржу, которую тащило судно, оторвало (ее пришлось разыскивать).
Наконец мы прибыли в Астрахань, где тоже было много народа.
Мама с родственницей нашли судно, которое отплывало по реке Урал в Гурьев и договорилась, чтобы нас взяли с собой. Это была баржа, на палубе сидели немецкие семьи с Поволжья, их отправляли дальше в Казахстан. Нас приютили в кубрике, а немцы замерзали на палубе – это уже была поздняя осень 1941 г. Наконец мы в Гурьеве, туду уже приехали дедушка с бабушкой с Украины (г. Бердянск). Все мы разместились в деревянном доме. В городе на ночь нужно было завешивать окна. На реке Урал мы прожили 3 военных года.
Письма от папы перестали приходить. На запросы мамы ответа не было целый год. Потом ответили, что пропал без вести 9 сентября 1941 г. Потом посещала военкомат в районе Ростсельмаша – в 2-х книгах памяти отец не значился. В музее Ростсельмаша заведующая взяла у меня копии писем с фронта, а около одного из цехов Ростсельмаша около вечного огня внесли фамилию отца. Моя дочь с младшим сыном до пандемии ходили каждый год с Бессмертным полком. Каждый год 8 мая я могла посетить доску почета на Ростсельмаше.
В Гурьеве мы прожили 3 года. Там же пережили страшную холеру.
Когда немцев погнали от Москвы, семья дяди вернулась домой. Мы с мамой, дедушкой и бабушкой один год жили в деревнях Куйбышевской области. Мама и дедушка преподавали в местных школах. Через год мы вернулись в свои города. Отца я так и не нашла. Обращалась к главе города Ростов. Откуда нам ответила женщина из отдела культуры. Она прислала нам образец письма, которое она отправила в г. Подольск (там занимались розыском пропавших на войне). Так в этом письме были перепутаны инициалы! Написано, что документы для розыска отосланы в Германию, а отец погиб под Ленинградом, так как немцы в начале войны все силы бросили под Ленинград, а отец в последнем письме написал, что поймал мне ежика! Отцу тогда было 37 лет.
Щитова Тамара Викторовна
