Продолжая использовать сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie и иных обезличенных пользовательских данных. Запретить обработку cookie можете через браузер. Подробнее.
Воспоминания об оккупации

Я Серпик Ирина Львовна 1935 года рождения.

Хочу начать с того, кто мои родители.

Мой отец, Серпик Лев Михайлович, еврей из благополучной семьи.

Бабушка Лидия – домохозяйка.

Дедушка Миша – дамский портной, известный в своё время в г. Ростове-на-Дону.

У моего отца было три сестры: Фира (Эсфирь), Сара (умерла в юношеском возрасте), Берта. Мой отец, единственный сын – младший.

Когда началась война, отца как врача призвали в армию. Стал остро вопрос эвакуации. Отец сказал, что эвакуировать семьи нельзя, т.к. это будет эвакогоспиталь.

Немцы подступали к г. Ростову-на-Дону, бомбили город беспощадно. Как и многие жители, мы побежали к переправе через реку Дон, чтобы спрятаться в каком-нибудь хуторе. На наших глазах взорвали переправу. Человеческие тела поплыли по реке. Мама и я с маленькой котомкой вернулись назад в квартиру. От разрушительных бомбёжек мы прятались в подвале нашего дома. Он был большой и тёплый.

Когда немцы вошли в город, они облюбовали для своей комендатуры наш дом. Четырёхэтажный, он был построен фабрикантом Модиным. Нас всех выселили, а вещи выкинули кучей во двор. Двор большой, и рядом четыре двухэтажных дома. В одном из них, в холодном подвале, без двери и окон мы поселились. В эту зиму были морозы минус 25 градусов и ниже. Жили без отопления, без света и без воды обе оккупации – семидневной и семимесячной. Спали в пальто, на голове платок, в валенках на ногах и под всеми одеялами, которые достали из кучи выброшенных вещей. Просыпались – иней около щёлочки рта.

Теперь о моей маме, Куклиной Зинаиде Ивановне – русской.

Вся семья Куклиных жила в Туапсе.

Братья и сестра: Саша, Гена и Лида ушил на фронт добровольцами в Красную армию.

Когда стали бомбить Туапсе, дедушка Иван и бабушка Катя примкнули к нашим войскам и кормили наших солдат козьим молоком, сыром и козьим мясом. У бабушки было 18 коз, а у дедушки – пасека с пчёлами. Они отдавали всё.

Когда немцы объявили, что всех евреев переселят в гетто, все Серпики поверили и собрали самое ценное в небольшие узелки и пошли на смерть. Как моя мама не отговаривала их не верить, они не послушались.

Маме удалось уговорить сына Диму от первого брака отца. Она его снабдила письмами на фамилию Куклины, и он должен был дойти до Туапсе.

Всё семейство Серпиков и мать Димы было расстреляно в Змиёвской балке. Последние сведения о Диме мы узнали, что он идёт с колонной военнопленных. Он попросил проходившую мимо женщину передать это моей маме.

Несколько лет спустя я узнала, что в Змиёвской балке закопали и полуживых, и их стоны доносились из-под земли.

Когда началась первая оккупация (7 дней), наш сосед Шустерович Владимир Борисович сделал машинку, напоминающую мясорубку, для помола муку на крупу, и она нам пригодилась. Когда началась вторая оккупация (7 месяцев) кушать было нечего – голодали. Мама вместе с соседкой пошли на «менку» – менять одежду на продукты. Переходили вброд, мама застудилась, но выменяла пол мешка ячменя. Ячмень, крупорушка, сковорода и кастрюля. Всё это на сухой сковороде, лепёшки на воде, каша на воде – нас это спасало хоть как-то. Одного литра керосина для примуса хватало надолго, чтобы готовить. Привозил мужик, в бочке, один раз в неделю. Я ходила сама в эту очередь.

В нашем дворе жил предатель-полицай по фамилии Козлов. Составлял списки на коммунистов, комсомольцев, евреев, офицеров Красной армии. На нас написал донос – семья еврея-коммуниста, офицера. Его сын-подросток во дворе на меня показывал пальцем и кричал: юде, юде, юде (еврейка, еврейка, еврейка). Маму допрашивали в комендатуре немцы. Свидетелями выступила семья Ядовых – русских. Они убеждали, что Серпик – такая фамилия то ли польская, то ли чешская, а имя Лев – так Толстой тоже Лев.

Полицай Козлов стал составлять списки для угона в Германию на работы. До войны у моей мамы была открытая форма туберкулёза. Справка о заболевании спасла её от угона в Германию, но от работ не спасла. Всех женщин нашего двора заставили носить по 2 ведра воды с реки Дон в гору по ул. Чехова. Если кто-то поскользнулся и пришёл с пустыми вёдрами, полицай бил палкой по спине, а чтобы не расплёскивать воду в вёдра клали фанерные кружочки или палочки накрест. Для нас я несла большой чайник и эмалированный молочник. На крутом подъёме было очень скользко, часто падали.

А полицаи всё выслуживались! Начали составлять списки комсомольцев. У наших соседей Каспарьян были две дочери Лена и Тамара. Моя мама уговорила свою подругу, которая умела печатать на машинке, выкрасть хотя бы одну страничку, где были Лена и Тамара. И она это сделала. Девочки были спасены. Опять маму вызвали на допросы, их было три.

После этого мы решились идти пешком к нашим друзьям Строгановым в Аксай, но там тоже были немцы, которые отслеживали, кто появился новый. Строгановы прятали нас в подвале. Когда началось наступление Красной армии, мы вернулись в подвал нашего двора. Как только выгнали фашистов, все жильцы вернулись по квартирам, а на первом и втором этажах уже была Советская комендатура.

Маму наняли на работу делопроизводителем. Все солдаты подкармливали нас и пытались, если не рассмешить, то хотя бы вызвать улыбку. За время оккупации мы разучились смеяться и улыбаться.

В день освобождения Ростова, 14 февраля мы пошли на улицу Б. Садовую встречать наши танки и пожать солдатам руки. Мама с опухшими ногами, а я – с дистрофией, вся жёлтая от желтухи.

Были такие моменты, которые впечатались в память. Напротив подвала, где мы жили, у немцев была столовая. Из окон, ради развлечения они стреляли по кошкам и собака, и мама очень боялась за меня. Запомнилось, как после первой оккупации люди мародёрствовали. Тащила на себе мешок с орехом фундуком, рассыпая его. Запомнила, пошла в школу, бумаги не было, писали на газетах в промежутках между напечатанным. Запомнила, как приехал отец и пытался накормить какой-то консервой, а она не лезла мне в глотку. Запомнила, что он привёз мне пальто, в котором я ходила с первого по восьмой класс. А на ногах – те же валенки, в которых ноги в коленях не гнулись. Запомнила со слов бабушки Кати, как её спасла коза Пальма: когда начали бомбить, бабушка легла между рельсами, а коза легла сверху. В козу попал осколок. Солдаты в этот день ели свежее мясо.

Этот урок истории для нашего нового поколения. Чтобы помнили, и чтобы никогда у них не было такого!!!



Серпик Ирина Львовна

Я Серпик Ирина Львовна 1935 года рождения.

Хочу начать с того, кто мои родители.

Мой отец, Серпик Лев Михайлович, еврей из благополучной семьи.

Бабушка Лидия – домохозяйка.

Дедушка Миша – дамский портной, известный в своё время в г. Ростове-на-Дону.

У моего отца было три сестры: Фира (Эсфирь), Сара (умерла в юношеском возрасте), Берта. Мой отец, единственный сын – младший.

Когда началась война, отца как врача призвали в армию. Стал остро вопрос эвакуации. Отец сказал, что эвакуировать семьи нельзя, т.к. это будет эвакогоспиталь.

Немцы подступали к г. Ростову-на-Дону, бомбили город беспощадно. Как и многие жители, мы побежали к переправе через реку Дон, чтобы спрятаться в каком-нибудь хуторе. На наших глазах взорвали переправу. Человеческие тела поплыли по реке. Мама и я с маленькой котомкой вернулись назад в квартиру. От разрушительных бомбёжек мы прятались в подвале нашего дома. Он был большой и тёплый.

Когда немцы вошли в город, они облюбовали для своей комендатуры наш дом. Четырёхэтажный, он был построен фабрикантом Модиным. Нас всех выселили, а вещи выкинули кучей во двор. Двор большой, и рядом четыре двухэтажных дома. В одном из них, в холодном подвале, без двери и окон мы поселились. В эту зиму были морозы минус 25 градусов и ниже. Жили без отопления, без света и без воды обе оккупации – семидневной и семимесячной. Спали в пальто, на голове платок, в валенках на ногах и под всеми одеялами, которые достали из кучи выброшенных вещей. Просыпались – иней около щёлочки рта.

Теперь о моей маме, Куклиной Зинаиде Ивановне – русской.

Вся семья Куклиных жила в Туапсе.

Братья и сестра: Саша, Гена и Лида ушил на фронт добровольцами в Красную армию.

Когда стали бомбить Туапсе, дедушка Иван и бабушка Катя примкнули к нашим войскам и кормили наших солдат козьим молоком, сыром и козьим мясом. У бабушки было 18 коз, а у дедушки – пасека с пчёлами. Они отдавали всё.

Когда немцы объявили, что всех евреев переселят в гетто, все Серпики поверили и собрали самое ценное в небольшие узелки и пошли на смерть. Как моя мама не отговаривала их не верить, они не послушались.

Маме удалось уговорить сына Диму от первого брака отца. Она его снабдила письмами на фамилию Куклины, и он должен был дойти до Туапсе.

Всё семейство Серпиков и мать Димы было расстреляно в Змиёвской балке. Последние сведения о Диме мы узнали, что он идёт с колонной военнопленных. Он попросил проходившую мимо женщину передать это моей маме.

Несколько лет спустя я узнала, что в Змиёвской балке закопали и полуживых, и их стоны доносились из-под земли.

Когда началась первая оккупация (7 дней), наш сосед Шустерович Владимир Борисович сделал машинку, напоминающую мясорубку, для помола муку на крупу, и она нам пригодилась. Когда началась вторая оккупация (7 месяцев) кушать было нечего – голодали. Мама вместе с соседкой пошли на «менку» – менять одежду на продукты. Переходили вброд, мама застудилась, но выменяла пол мешка ячменя. Ячмень, крупорушка, сковорода и кастрюля. Всё это на сухой сковороде, лепёшки на воде, каша на воде – нас это спасало хоть как-то. Одного литра керосина для примуса хватало надолго, чтобы готовить. Привозил мужик, в бочке, один раз в неделю. Я ходила сама в эту очередь.

В нашем дворе жил предатель-полицай по фамилии Козлов. Составлял списки на коммунистов, комсомольцев, евреев, офицеров Красной армии. На нас написал донос – семья еврея-коммуниста, офицера. Его сын-подросток во дворе на меня показывал пальцем и кричал: юде, юде, юде (еврейка, еврейка, еврейка). Маму допрашивали в комендатуре немцы. Свидетелями выступила семья Ядовых – русских. Они убеждали, что Серпик – такая фамилия то ли польская, то ли чешская, а имя Лев – так Толстой тоже Лев.

Полицай Козлов стал составлять списки для угона в Германию на работы. До войны у моей мамы была открытая форма туберкулёза. Справка о заболевании спасла её от угона в Германию, но от работ не спасла. Всех женщин нашего двора заставили носить по 2 ведра воды с реки Дон в гору по ул. Чехова. Если кто-то поскользнулся и пришёл с пустыми вёдрами, полицай бил палкой по спине, а чтобы не расплёскивать воду в вёдра клали фанерные кружочки или палочки накрест. Для нас я несла большой чайник и эмалированный молочник. На крутом подъёме было очень скользко, часто падали.

А полицаи всё выслуживались! Начали составлять списки комсомольцев. У наших соседей Каспарьян были две дочери Лена и Тамара. Моя мама уговорила свою подругу, которая умела печатать на машинке, выкрасть хотя бы одну страничку, где были Лена и Тамара. И она это сделала. Девочки были спасены. Опять маму вызвали на допросы, их было три.

После этого мы решились идти пешком к нашим друзьям Строгановым в Аксай, но там тоже были немцы, которые отслеживали, кто появился новый. Строгановы прятали нас в подвале. Когда началось наступление Красной армии, мы вернулись в подвал нашего двора. Как только выгнали фашистов, все жильцы вернулись по квартирам, а на первом и втором этажах уже была Советская комендатура.

Маму наняли на работу делопроизводителем. Все солдаты подкармливали нас и пытались, если не рассмешить, то хотя бы вызвать улыбку. За время оккупации мы разучились смеяться и улыбаться.

В день освобождения Ростова, 14 февраля мы пошли на улицу Б. Садовую встречать наши танки и пожать солдатам руки. Мама с опухшими ногами, а я – с дистрофией, вся жёлтая от желтухи.

Были такие моменты, которые впечатались в память. Напротив подвала, где мы жили, у немцев была столовая. Из окон, ради развлечения они стреляли по кошкам и собака, и мама очень боялась за меня. Запомнилось, как после первой оккупации люди мародёрствовали. Тащила на себе мешок с орехом фундуком, рассыпая его. Запомнила, пошла в школу, бумаги не было, писали на газетах в промежутках между напечатанным. Запомнила, как приехал отец и пытался накормить какой-то консервой, а она не лезла мне в глотку. Запомнила, что он привёз мне пальто, в котором я ходила с первого по восьмой класс. А на ногах – те же валенки, в которых ноги в коленях не гнулись. Запомнила со слов бабушки Кати, как её спасла коза Пальма: когда начали бомбить, бабушка легла между рельсами, а коза легла сверху. В козу попал осколок. Солдаты в этот день ели свежее мясо.

Этот урок истории для нашего нового поколения. Чтобы помнили, и чтобы никогда у них не было такого!!!


Серпик Ирина Львовна

Made on
Tilda